Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 (СИ) - Шульман Нелли

– Район бомбили, старые деревья пострадали, их выкорчевали… – приезжая к Александру по выходным, Густи проходила мимо играющих в песочнице детей:

– Наши малыши могли бы здесь бегать… – ей опять стало грустно, – но Александр не торопится с помолвкой. Он говорит, что любит меня… – Густи верила юноше, – надо только подождать… – о предложении Виллема она вспоминать не хотела:

– Он ожидал, что я брошу карьеру и учебу, засяду в шахтерской глуши, в компании женского царства дяди Эмиля. Я не собираюсь печь пироги, вязать и рожать маленьких наследников де ла Марков… – Густи подумала, что раньше она хотела стать Веспер Линд:

– Но если мой брак с Александром одобрят, если он пройдет проверку… – девушка не видела к этому препятствий, – я смогу продолжить работу. В СССР я не поеду, но никто не мешает мне заниматься аналитикой, как тетя Марта… – Густи оглянулась:

– Нет, пока Александр не вернулся… – юноша пошел в гастрономический отдел, покупать немецкие сувениры для будущих американских соучеников, – надо выпить кофе, и мне пора на вокзал… – вечером Густи ждали на Фридрихштрассе, на обычном рабочем месте, где она несколько часов проводила в наушниках, слушая и записывая разговоры русских на востоке Берлина:

– Я ничего не говорила Александру насчет Теодора-Генриха, – вспомнила Густи, – но зачем ему о таком знать… – автомеханик Рабе, кандидат в члены восточногерманского комсомола и будущий новобранец, исправно посылал открытки на адрес абонентского ящика на западе города:

– Тетя Марта волнуется, неизвестно, когда они теперь увидятся… – задачей кузена тоже было оказаться в СССР. На Рождество Густи ехала в Лондон:

– Не сидеть же в городе одной, без Александра. И Стивен по мне скучает… – брат хотел навестить ее:

– Я в конце концов родился в Берлине, – серьезно сказал юный Ворон, – там погибли мама с папой… – посматривая через плечо, Густи с трудом удерживалась, чтобы не подогнать маникюршу:

– Александр появился… – юноша с аккуратным свертком поднимался по лестнице, – лак потом подсохнет… – расплатившись, Густи простучала каблуками на площадку:

– Вот и я, милый. Что ты купил… – она хихикнула, – наверняка здешних лакричных конфет… – взяв Александра под руку, она поймала свое отражение в зеркале:

– Мы словно звезды экрана, – довольно подумала Густи, – Виллем по сравнению с ним рабочий парень с шахт… – Александр неуловимо напоминал ей тетю Марту:

– Не лицом, а повадками, манерами. У него тоже бывает такое выражение глаз… – не отводя взгляда от зеркала, Густи застыла. По лестнице с большим пакетом спускался кузен Аарон Майер.

Румяный, обсыпанный кристалликами соли крендель уложили на тарелку, мазнув по краю толикой острой горчицы. Рядом пыхтела паром толстая, вынутая из кипятка сосиска. Вокзальный буфет наполняли пассажиры. В динамике зашуршал голос диктора:

– Поезд на Киль отправляется с третьей платформы, через пять минут… – четверть часа назад на третьей платформе, Саша усадил в вагон Невесту. Девушка повисла у него на шее, прижавшись к нему:

– Я так люблю тебя, так люблю… – шептала Невеста, – пиши мне, я буду скучать… – сквозь запах скверного кофе, Саша почувствовал аромат ее духов:

– Она меня всего слезами облила, – поморщился юноша, – а после магазина отказалась идти в кафе… – девушка потащила его в пансион:

– Она хотела, как следует попрощаться, по ее выражению, – Саша задумался, – но все могло быть игрой… – он отдавал должное Невесте:

– Подготовили ее хорошо. Завидев родственника, она даже глазом не моргнула… – Саша помнил фотографии семьи Майер:

– Аарон, сын товарища Людвига, погибшего при бомбежке в начале войны. Его отец, коммунист, работал на СССР еще в Праге. Он прошел Дахау, откуда его вытащил тоже наш агент, раввин Горовиц. Товарища Людвига направили для дальнейшей деятельности в Лондон. Он устроился в чертежное бюро на военном заводе… – обо всем подробно говорилось в досье семьи. Вдова товарища Людвига, миссис Майер, понятия не имела о его поддержке дела коммунизма:

– Она знала, что ее муж член партии, – поправил себя Саша, – но миссис Клара не принимала участия в его делах… – он предполагал, что Аарон тоже ничего не знает:

– Разумеется, не знает, – хмыкнул Саша, – он потерял отца годовалым ребенком. Я зря беспокоюсь, это случайная встреча… – он надеялся, что все обстоит именно так:

– Невеста увела меня из универмага, боясь опять наткнуться на родственника, – понял Саша, – она не хочет, чтобы о нашей связи кто-то знал. Она меня ни в чем не подозревает, но она осторожна… – Невеста ничего не упоминала об афишах, сообщающих о выступлениях еще одной ее родственницы, Дате:

– Однако она и не видела плакатов, – проголодавшись, Саша не заметил, как сжевал сосиску, – она не интересуется театром. Она ничем не интересуется, кроме тряпок и маникюра… – Невеста читала американские дамские романы, детективы и журналы мод:

– В сумке у нее лежит Сартр, но только для вида, – усмехнулся Саша, – на самом деле она покупает дешевые книжонки о Бонде… – капиталистический агент, с его выпивкой, игрой в карты и женщинами, претил Саше. Он с трудом прочел пару романов Флеминга:

– Это не Грэм Грин и не Хемингуэй. Те хотя бы классики, оба отлично пишут… – Саша проглотил «По ком звонит колокол», за пару ночей:

– Товарищ Котов в то время воевал в Испании… – вспомнил юноша, – это о нем писал Хемингуэй… – губы зашевелились:

– А как вы думали это осуществить? – спросил Роберт Джордан и добавил:

– Ведь не так просто дать яд человеку. Но Карков сказал:

– Нет, очень просто, если всегда имеешь это в запасе для самого себя.

И он открыл свой портсигар и показал Роберту Джордану, что спрятано в его крышке… – товарищ Котов, правда, написал, что прототипом Каркова послужил другой человек:

– Его давно нет в живых, мой милый. Ты понимаешь, что с заданиями, выполняемыми мной в Испании, я не мог свободно разговаривать с журналистами. Я не считаю себя героем романа… – отец Саши в той войне участия не принимал:

– Он только появился в США, совсем молодым. Он завербовался в армию, стал офицером, его взяли служить в военное министерство… – расправившись с кренделем, Саша почувствовал себя лучше:

– Я проголодался из-за треклятой пиявки… – взяв кружку светлого берлинского пива, он закурил, – но сейчас она уехала, и я на полгода от нее избавлюсь… – Невеста считала, что его корабль отходит завтра, но никаких билетов девушка не видела:

– Она не просила, чтобы я показал ей письмо из Колумбийского университета, – усмехнулся Саша, – она мне полностью доверяет… – советский сухогруз на котором Саша добирался до Африки, отправлялся на следующей неделе:

– Куратор скоро появится здесь, он вручит мне папку с материалами по Конго… – отряду, куда направлялся Саша, предстояло похитить из заключения и вывезти в СССР Патриса Лумумбу:

– Пока у меня есть время, разобраться, что здесь делает юный мистер Майер, – напомнил себе Саша, – хотя он меня старше на два года. Дате актриса, с ней все понятно, а он мог оказаться в Гамбурге с заданием от британцев. Его отчим работал в эфире Секретной Службы, курировал переговоры с подпольщиками в Европе…

Расплатившись за пиво, Саша вышел на залитую закатным солнцем площадь. Будочка театральной кассы еще не закрылась. Он послушал крики чаек:

– Точно, как в Ленинграде, и погода здесь похожая. Пусть Невеста быстрее едет в СССР, – пожелал Саша, – как говорится, баба с воза, кобыле легче. Ее арестуют, но никто не собирается ее обменивать. Она расскажет все, что знает, а потом пойдет под расстрел… – девушка успела отчаянно ему надоесть. Дождавшись своей очереди, он указал на лукавую улыбку мадемуазель Дате, на афише:

– Один билет на парижское кабаре, – попросил Саша, – со студенческой скидкой, пожалуйста.

Острый луч прожектора выхватил из полутьмы черные, растрепанные волосы, костлявые ключицы, обнаженные открытым воротом короткого платья, худые, нежные коленки. Она жирно подвела глаза темным карандашом, зрачки расширились. Томный, блестящий взгляд блуждал по замершим рядам скрипучих стульев. Над подвальным зальчиком витал сигаретный дым. Она воткнула в копну кудрей немного увядшую, белую розу.